Он сидел у стола, выписывая из данного ему Кастрюлиным письма ряд цифр, которые каким-то странным образом превращались в буквы, буквы собирались в слова, а из слов складывались фразы. Ильюша вытаскивал из воды кувшинки с широкими листьями, срывал с тростников мохнатые коричневые султаны; он объяснял нам употребление и названия разных трав с уверенностью опытного ботаника, хотя выдумывал и то и другое в промежутке своих собственных слов… Поднялась, подпрыгивая и как-то глупо выпячивая шею, длинноногая большеротая цапля, с глухим, словно жестяным криком замахала широкими крыльями, и полетела – туда, далеко, к Кунацким болотам… Разулись, обвязали. – Слезай-ка ты теперь с дерева; становись ты сюда, ты туда, ты под куст; не пущать мне его. Петя догоняет нас, мчась по некошеным куртинам, пригибаясь под ветками яблонь, продираясь через вишняк… Ильюша умел так убедить в бесконечных преимуществах своего новооткрытого оружия против обыкновенного берёзового, так умел осмеять скупость или непонимание каждого из нас, что мы невольно жертвовали самым дорогим для приобретения этого талисмана… Иногда впереди лодки нам наперерез неслышно выплывала из тростника флотилия пёстрых уток, но приметив нас, с величавою поспешностью тотчас же описывала широкий круг до ближних тростников… Мы столпились к корме, но лодка продолжала стоять по-прежнему, слегка вращаясь, как на оси.
Островки начинают попадаться чаще, и лодка едва продвигается в тесных рукавах… Глаза мои, пристывшие к одной точке, и ухо, укачиваемое однообразным ритмом молитвенных слов, уже мало-помалу начитают терять сознание, голова готова скатиться с подушки, – и вдруг я вздрагиваю: белая фигура с седыми клочьями волос медленно вырастает во весь свой рост, и с нею вместе судорожно вырастает до чудовищных размеров чёрная тень… Выше всех подымается белая таволга, наполняющая луг запахом миндаля и мёда… А мы уже проворно и тихо собрались в путь; сапоги на босу ногу, русские рубашки прямо на тело; Саша уже тащит по-за кухней к пруду, укрываясь от хором, две лопаты, похищенные в конюшне, и под мышкой огромный деревянный ковш, захваченный мимоходом в застольной. Саша. – На меня кто-то из-за шкафа смотрит… Я помню, как попался раз бедняга Саша! Он уверял, что ни один наш охотник или рыболов ни разу не могли добраться до этого чудесного озера, совершенно спрятанного в тростнике; что оно совсем круглое, зелёное как сукно, и что туда прячутся на ночь все утки, лысены и гагары; потом он рассказывал, как опасно человеку приближаться к этому озеру ночью, как он раз совсем было опрокинулся о подводную кочку; он прибавлял ещё, что в самой глуши тростников есть осиновый кол, вбитый в землю, что под этим колом лежит утопленник, и что утопленник этот, весь синий, покрытый раками и пиявками, купается по ночам в этом озере…
Все эти воспоминания вдруг ударили меня в сердце, как ножом, и я с неописанным замиранием в груди, словно против воли, обратил свои глаза на этот нечистый подвал, который чернел как раз сзади нас; одна куча соломы отделяла наши головы от его пасти… При этих словах, произнесённых с тем же невозмутимым хладнокровием, Аполлон на минуту приостановился: злодей словно желал насладиться нашим ужасом, а у нас и без того давно уже стучали зубы. Ну так этот Ушан, – говорил Аполлон с свойственною ему хладнокровною важностию, – был наперво, как я тебе сказывал, господской, у помещика Ларивонова старостой ходил. Ну что? – спрашивает неуверенно Петя. «Раньше вечера не вернусь, ключ положите у крыльца с левой стороны под большим камнем». Такую неисправность можно попробовать устранить, применив хитрый способ: одновременно провернув ключ и нажав на кнопку замка. Хорошо, если в этот момент двигатель работает, или просто поверните ключ в положение «ON». После этого нужно вновь попытаться запустить двигатель Октавия. Ильюша первый открыл нам под нашей пристанью залежни великолепных чёрных палок, которые он называл негниючим чёрным деревом, и которые впоследствии продавал нам для мечей за пряники и бумагу…
Насекомые словно родятся в этом жару; под каждой кочкой, над каждой лужицей, проступившей от тяжёлого следа ноги, кишат их мириады… Мы были унылы и словно придавлены, нисколько не радостны за своё избавление. Мы воротились, запыхавшись, с охапками сена, выхваченного из стога. Мы пристываем к нему глазами. Мы все, и даже сами девки, только что пострадавшие, притихли, как воробьи в грозу. Мы притаили дыхание, и атаман чуть слышно опускает в воду лопату свою то с одной, то с другой стороны кормы… Лодка остановилась. Пьер, атаман и все мы безмолвно любовались на новооткрытое озеро. Лодка остановилась, медленно заворачивая носом к берегу… Ведь это Божья нива по святым отцам прозывается, – закончил он, вероятно, для нашего ободренья. Ведь это тюлени? – в полном изумлении прошептал Саша, который был более не в силах сдерживать объявшего его восторга, и который не забыл, что атаман только что собирался ловить в Гренландии тюленей. Но зато, о читатель, сугубо больно и оскорбительно возвращаться к неумолимой действительности после этих сладких грёз, успевших хоть на несколько минут искреннейшим образом убаюкать напуганное сердце. На сердце у всех отлегло, и разговор опять мало-помалу завязался.
Солнце всё прохватывает насквозь – и воду, и подводный лес, и самоё сердце… Солнце ещё не распеклось как следует по-летнему; ещё лакей Пашка не пронёс в чайную огромного самовара; ещё не видно на кабинетном балконе папенькиного бухарского халата с дымящейся трубкой. У подошвы нашего огромного сада стлалось большое и многоводное озеро; на ту сторону голос не хватал, и люди казались маленькими. Но до сих пор все как-то не клеилось, и из этих благородных стремлений, при отсутствии уменья взяться за дело, выходила только лишняя трата денег. Но не спешите вызывать мастера, специализирующегося на вскрытии автомобилей, за немалые деньги. Но Борис быстро идёт вслед за Пьером к пристани, не удостоивая нас ответом. Борис с Пьером стояли на корме, почти повалившись на лопаты, которыми они упирались в землю; Ильюша ободрял к продолжению пути, обещая открытие каких-то редкостей, какого-то ещё никем не посещённого озера гагар. Я говорил, что проведу, и провёл: озеро гагар! Никто не говорил, и только лопата Бориса тихо подымалась и опускалась… Но он исполнил свой подвиг с безропотным терпением и настойчивостью. Но ему верили, ему любили верить. Это залив красных водорослей! Это правда? Или чушь и не компетентность ОД? Ой, умру, больно! – Визги и вопли наполняли весь дом до последнего уголка.
Ой, умру, умру! Ой, батюшки, умру! Сколько теперь гадкой и скучной новизны! Где же всё это в теперешней моей деревушке, скучной и тесной? Сюда же в общее пользование Коваленко притащил в мешке, если не ошибаюсь, чуть не целый пуд книг… Те же пальмы и бамбуки, и ёлки. Девушка вышла, все еще немножко сконфуженная, но Булгаков постарался сейчас же занять ее разговором. Остановить нашу мысль на содержании молитвы бедная старушка была решительно не в силах; тем более, что она искренно разделяла наше заблуждение, будто разные мудрёные для нас выражения молитв – всё это слова какого-то особенно важного, но недоступного нам смысла. Ильюша таким самодовольным тоном, как будто он сам и устроил, и подарил нам это озеро. If you liked this write-up and you would certainly such as to obtain even more information regarding https://skodakey.ru/fabia/ kindly see our web-site. Ну, заехали они, братец, таким манером в яр какой-то, стали лошади; извощик их нукать, кнутом стегать – не берёт, брат ты мой, ничего: вкопались в грязь, упёрлись, ни назад тебе, ни вперёд. Ну, он тут-то беганье своё и поднял.
Comments